Генри Олди - Внук Персея. Мой дедушка – Истребитель
— Это не он!
Даная визжала так, что ее слышали титаны в безднах Тартара. На середине пути от тридцати к сорока — для большинства женщин Ахайи это означало старость — мать Персея сохранила девичью красоту. Еще она сохранила девичий вздорный норов, толкавший Данаю в омут истерики по любому поводу. Сейчас повод был не любой, а исключительный — утром Даная вернулась из Аргоса.
— Говорю вам, это не он!
Мегапент, басилей Тиринфа, тайком порадовался, что запер все двери в мегароне — и парадные, и черные. Небось, снаружи — рискни кто подслушивать — решили бы, что в зале происходит избиение сотни врагов одним героем, а не чинная беседа матери с сыном и невесткой в присутствии уважаемого родича. «Хорошо, что они не живут под общей крышей, — думал Мегапент, сравнивая двух женщин: Данаю и Андромеду. Сварливая прелесть старшей и суровое очарование младшей вряд ли вынесли бы длительное соседство. — Схватись они не на жизнь, а на смерть, и я буду знать, на кого поставить…»
— Кто — он? — спросил Мегапент, зевая. — Вернее, кто не он?
— Пройт! Твой папаша! Это не Пройт!
— Это облачный призрак, — предположил Мегапент, пряча ухмылку. — Истукан из бронзы, выкованный Гефестом. А, понял — это бог, обернувшийся моим отцом. Зевсу надоел Олимп, и он решил слегка покомандовать Аргосом…
— Придурок! — глотка Данаи превзошла все ожидания. — Это Акрисий, мой отец!
— Кого боги хотят наказать, — нахмурился Мегапент, — того они лишают…
Персей положил ему руку на плечо.
— А теперь с начала, — сказал Убийца Горгоны, и в зале стало тихо. — Мама, мы тебя слушаем. Ты приехала в Аргос и встретилась с Пройтом…
— Я думала, что он Пройт, — Даная зарыдала, что, впрочем, не мешало ей говорить. — Тот Пройт, какого я знала в юности. Пройт, кого я любила всем сердцем, о ком мечтала в тишине медного чертога. Сидя под замком, я ждала, что он придет…
— А пришел Зевс, — Персей был безжалостен. — В облике Златого Дождя. Мама, не отвлекайся. Ту историю мы знаем. Здесь все свои. Итак, ты встретилась с Пройтом…
Даная высморкалась в тряпицу.
— Он обманул меня. Прошло столько лет! Я не сомневалась, что это Пройт. Что он по-прежнему любит меня. Твой дед, мальчик мой, убит твоей могучей рукой. Хвала богам, направившим диск! Нам с Пройтом отныне ничто не мешало…
— И вы взошли на ложе?
— А что здесь такого? — вспылила Даная.
— Если в этом нет ничего такого, почему ты кричишь?
— Потому что это был не Пройт! Это был мой родитель, сукин сын Акрисий!
— Бред, — фыркнул Мегапент.
— Ах, бред? Это ты, братец, на ложе не отличишь собственной жены от коровы! А я… — Даная вновь залилась слезами. — Я помню каждую его повадку. Каждый жест! Он любил, когда я поворачивалась к нему вот так, а он делал так и так…
Она в деталях изобразила, что да как.
— Мама! — предостерег ее Персей. — Не отвлекайся. Если я верно тебя понял, на ложе ты выяснила, что Пройт — не Пройт. Что Аргосом по-прежнему правит Акрисий, твой отец и мой дед. Это чудовищное обвинение. Что, если ты ошиблась? Пройт за эти годы постарел. Он мог не проявить должной сноровки…
— Мой папаша тоже постарел! Тем не менее, его привычки остались прежними. Старый мерзавец по сей день сразу хватает тебя…
— Мама!
— А что? Ты же сказал, что здесь все свои!
— Свои, но не настолько. Оставь подробности при себе. Итак, тот, кого мы считали Пройтом — мой дед Акрисий. А тот, кого мы похоронили в храме Афины под именем Акрисия — на самом деле Пройт. Близнецы, они были так похожи, что люди могли ошибиться. Я вообще не видел деда, кроме как мертвеца на стадионе…
Мегапент встал. До него мало-помалу начал доходить ужасный смысл сказанного. Струйка пота, щекочась, двинулась вниз по хребту. В висках ударили бронзовые молоточки. Шутки кончились, разлом граната обернулся живой раной.
— Мой отец, — еле слышно пробормотал он. — Мой бедный отец. Если так, он два года не получает поминальных жертв. Умерший без могилы, благородный человек без достойной тризны. Такому не найти посмертного успокоения…
Кровь ударила Мегапенту в голову. В дальнем углу ему привиделась тень отца. Пройт грозил сыну пальцем. «И ты до сих пор не отомстил за меня? — спрашивал гневный призрак. — Доколе мне терпеть страдания?»
Мегапент моргнул, и тень исчезла.
— Предположим, что мама права, — сцепив руки за спиной, Персей расхаживал по мегарону. — Что у нас выходит? Мой хитрый дед объявляет всем, что бежит из Аргоса в страхе передо мной. Куда он бежит? — в Лариссу к фессалийцам. Об этом было заявлено вслух. Главный акрополь Аргоса зовут Лариссой. Получается, дед не соврал. Все решили что он удрал к тихим водам Пиниона[98], а он укрылся дома, в родном акрополе, где знал все ходы-выходы. И конечно же он пришел на стадион — взглянуть на меня…
— Мой отец, — повторил безутешный Мегапент.
— Да, и твой отец тоже приехал в Аргос. Акрисий сбежал от внука и убийственного пророчества. Значит, Пройту разумно завести знакомство с полезным внуком. Глядишь, пророчество рано или поздно свалится на голову заклятому врагу Пройта.
— Оно и свалилось, — Мегапент походил на смертельно больного. — Только на голову моему отцу. Ты убил его, Персей!
— Да, — согласился Персей. — Хочешь мести?
— Нет. Я сам очистил тебя от пролитой крови. Какая разница, кого ты убил, если я сам, в храме Зевса… Ты чист передо мной. Но твой дед — он заплатит мне…
— Не сомневайся. Заплатит. Но ты не сможешь поднять на него руку. Для всех он — твой отец Пройт. Мы не сумеем разоблачить его перед людьми.
— Почему?!
— Если я убил Пройта, а мой дед взял себе имя брата, вернувшись на тронос Аргоса — кто засвидетельствует это? Прошло два года. Свидетельство моей матери — пустой звук. Боги промолчат, вне всяких сомнений. Как ты думаешь, твой отец взял в Аргос охрану? Мы могли бы использовать его людей, как свидетелей. Уж они-то знали, что убит их хозяин…
— Проклятье! — застонал Мегапент. — Охрана моего отца не вернулась из Аргоса. После состязаний двое погибли в пьяной драке. Тем же вечером! Третий отравился тухлой бараниной. Твой дед позаботился об этих дураках. Им надо было кричать о подмене сразу, на стадионе. У нас нет свидетелей, ты прав. И я не смогу поднять руку на мерзавца Акрисия. Слава отцеубийцы…
— Ничего, — утешил его Персей. — Тебе достаточно будет взять Аргос штурмом. Не думаю, что нам откроют ворота. А лже-Пройта убью я. Твои руки останутся чистыми. За мной долг, друг мой. Я верну его с лихвой.
— Ты? Это же твой дед…
Убийца Горгоны пожал плечами:
— Однажды я уже прикончил его. Что помешает мне сделать это во второй раз?
— У него мой сын. Я еще удивился, когда он потребовал прислать Анаксагора в Аргос. Любящий дед жаждет обнять любимого внука? Жить без малыша не может? А он все настаивал, пока я не согласился. Ему нужен был заложник. О да, теперь я понимаю…
— Я первым ворвусь во дворец. Кто посягнет на твоего сына — умрет.
— Жаль, у нас нет головы Медузы, — кривая, мертвая улыбка бродила по лицу Мегапента. — Это все сильно упростило бы. Ты зря отдал ее Афине, Персей.
Персей молчал.
— Жаль, — вместо мужа ответила Андромеда. Это были первые слова, которые она произнесла за все время. — Но у нас не было выбора.
В руке жена Персея держала волос, разглядывая его с таким вниманием, словно в пальцах извивалась ядовитая змея. Волос блестел серебром — первая седина в смоляных кудрях Андромеды. Со стороны могло показаться, что женщина сейчас закричит от ужаса.
Нет. Не закричала.
— Я не знала, что это будет так, — сказала она, показывая волос мужу.
— Это только начало, — ответил Персей. — Не бойся.
ЭПИСОДИЙ ШЕСТОЙ
Куда бежать, куда скрыться тому, кто власти богов боится как тирании, мрачной и беспощадной? Где найти такую землю, такое море, куда бы эта власть не простиралась? В какую часть мира сумеешь ты, злосчастный, забиться и спрятаться, чтобы поверить, будто ты ускользнул от бога?
Плутарх Херонейский, «О суеверии»1
— Проклятый!
— Фигушки!
— Проклятый!
— А вот и нет!
— А вот и да!
— Ерунда!
— А я говорю, едет! И не спорь со мной!
Кто придумал зиму? Наверное, самый вредный из богов. Нефела, хозяйка облаков, угнала свои кудрявые отары на край света. Взамен ее белорунных овечек Борей-северянин пасет в небе стада туч-быков. Ох, и бугаи! Злобные, черные. Истоптали поднебесье, превратили в жирную грязь. Солнышка за их спинами — ищи-свищи, щурь глаз. Льются на землю дожди — бычий пот. Пастухи кутаются в шерстяные плащи, бранятся. Ночами в шалашах жмутся друг к дружке. Рыбаки выйдут в море — зубы стучат звонкими систрами[99]. Пальцы крючит, спину ломит. У очага хорошо, да на всех очагов не напасешься.
